Алина Курская

– Жалко мне этих несчётных ребят. Такая пытка кого хочешь превратит в зверя. – Ты был в Аду, Дин. Но чем бы там не занимался... на этих не похож. Они же нелюди. – Ты прав. На них не похож. Я хуже. Они звери, которые защищали своё логово, а я... делал это ради удовольствия. – Что? – Мне это нравилось, Сэм. Меня избавили от пыток, сделали палачом, и я был рад. После стольких лет... адской боли... мне наконец довелось самому причинить боль. Мне было всё равно, кого пытать. Потому что моя собственная боль... от этого проходила. И сколько бы людей я не спас... этого не забыть. Эту пустоту не заполнить. Никогда. – Видел бы ты их, Сэм. Эту жизнь. Ты был такой соплёй. – Значит, там мы не дружили? – Нет. – Ясно. А я думал, это идеальная фантазия. – Это желание. И я желал, чтоб мама была жива… но тогда мы бы не стали охотиться, и тогда мы с тобой не… Ну, ты понял. – Да. Я рад, что всё так. Я рад, что ты вырвался. У другого бы не хватило, и он бы остался. – Я везунчик. Только знаешь, вы с Джесс… мама увидела бы внуков. – Да, но, Дин… это грёзы. – Знаю. Но я хотел остаться. Я так хотел остаться. После того как папа… я постоянно думаю, во что нам обходится работа. Столько потерь… и столько… напрасных жертв. – Но благодаря тебе, живы люди. Так надо, Дин. Пусть несправедливо и… жутко больно, но… так надо. – Переправь меня к Сэму. – Зачем? – Хочу с ним поговорить. – О чём? – О моём утреннем стуле, тебе-то что? – Это что такое? – Будущее. Неизбежный итог нашей первой встречи. Ты чувствовал это с тех самых пор. Мы оба чувствовали. Мы связаны. Ты тот, кто освободил меня. – Это вышло случайно. – Так было предначертано. Ты носил метку, на мне самая первая метка. Мы с тобой будем вместе. – Нет. Этого никогда не будет. – Всё так просто, Дин. Мы станем едины. Почему ты не хочешь? – Ты утомлён, я это вижу в твоих глазах. И недоверие. Я тебя не виню. – Не винишь? – Невероятно, во что всё это вылилось. В пропаганду. Он так боялся меня... боялся, что моё творение окажется совершеннее, чем его, и он изгнал меня, фактически устранил. Распустил слухи, что я опасна. – А сам тем временем во всю расхваливал себя. – Он создал религии, как памятники своему эго. Запугивал, обещая защиту в обмен на любовь. Либо как он хочет, либо никак. – Некоторым так спокойнее. Золотое правило, сторож брату своему... Это его мир. Его правила. – А если бы правил не было? Ни боли... ни молитв... только... блаженство. Чувство, которое появляется, когда ты со мной. Для всех... и навсегда. – Ты неверно понял мои намерения. – Я неверно понял убийство людей в парке и в церкви? – Я привлекала его внимание. – Чьё? – Бога. Я пыталась молиться, взывать к нему в нужде. Он промолчал. Он вынудил меня. Иных причин вредить его избранникам не было. Разногласия у меня с братом, а не с его творением. – Я не знаю, что там у вас случилось, кто начал первым, кого папа любил больше... – Никакого папы нет. – Допустим. Короче, это ваши проблемы. Решайте их друг с другом, а ты убиваешь людей, забираешь их души. – Я поглощаю их души. Но они не исчезают. Они часть меня. И в этом смысле... они будут жить вечно. – Ты неверно понял мои намерения. – Я неверно понял убийство людей в парке и в церкви? – Ты почувствовал меня, поэтому пришёл сюда. – Ты выросла. – Да. – Значит, ты стала собой. – По крайне мере, сейчас. Правда? От неё у фанатов Библии взорвётся мозг. Они хотят, чтобы их Бог был всемогущим творцом, для которого всё – пустяк, понимаешь? Им нужно волшебство, Мэри Поппинс. Но его работа... творение – тяжкий труд... и жертвенность. Чтобы сотворить мир, Богу пришлось отречься от единственного, что он знал. Ему пришлось предать и пожертвовать единственной роднёй. Тьма – Его сестра. – Я рада снова увидеться, Дин, только... мне пора уходить. Передо мной лежит целый мир, и я могу попробовать его на вкус. Скоро... я наберусь сил и сделаю то, зачем пришла.