Егор Зенкевич

Чтобы окунуться в атмосферу прошлого, в формулах этой главы я буду явно указывать величины h и c. (Вайнберг, Квантовая теория поля. Глава 1. Историческое введение) Нет надобности долго искать ситуацию в физике, демонстрирующую явление спонтанного нарушения симметрии: возьмем, к примеру стул. (Вайнберг, Квантовая теория поля. Глава 19. Спонтанное нарушение глобальных симметрий) That's all folks! Now fasten your seat belts, turn the page and enjoy your trip in the one-dimensional world. (Giamarchi, Quantum physics in one dimension.) Erst kommt das Denken, dann das Integral! (R.Peiers to the young H.Bethe, cited in Zee, "Quantum field theory in a nutshell") Superspace is the greatest invention since the wheel. (Gates, Grisaru, Rocek, Siege, Superspace or 1001 lessons in supersymmetry) ...численным расчетом сложного интеграла получено -2,74 вместо 2,30. По-видимому, различие в знаке происходит из-за рассогласованности обозначений, а разность абсолютных значений есть результат численной ошибки. (Спиридонов, Высшие поправки к члену Черна-Саймонса в скалярной электродинамике) Выше я говорил о слове "оргия", теперь я хочу рассмотреть слово "теория". Это слово было первоначально орфическим словом, которое Корнфорд истолковывает как "страстное и сочувственное созерцание". В этом состоянии, говорит Корнфорд, "зритель отождествляет себя со страдающим Богом, умирает с его смертью и рождается снова вместе с его возрождением". Пифагор понимал "страстное и сочувственное созерцание" как интеллектуальное созерцание, к которому мы прибегаем также в математическом познании. Таким образом, благодаря пифагореизму слово "теория" постепенно преобразую свое теперешнее значение, но для всех тех, кто был вдохновлен Пифагором, оно сохранило в себе элемент экстатического откровения. Это может показаться странным для тех, кто немного и весьма неохотно изучал математику в школе, но тем, кто испытал опьяняющую радость неожиданного понимания, которую время от времени приносит математика тем, кто любит ее, пифагорейский взгляд покажется совершенно естественным, даже если он не соответствует истине. Легко может показаться, что эмпирический философ – раб исследуемого материала, но чистый математик, как и музыкант, – свободный творец собственного мира упорядоченной красоты. (Рассел, История западной философии)